Вторым японским государственным деятелем, использовавшим шпионов, считается император Тэмму (673‑686), которому служил некий Такоя, вошедший в японскую историю как «шпион № 2».

К концу VI в. н.э. источники относят деятельность первого профессионального шпиона в японской истории. Первого «ниндзя» звали Отомо‑но Сайдзин (в некоторых работах он назван, Отомо‑но Сайню).

Точных сведений о Сюй Фу не сохранилось. Имя его известно лишь из легенд жителей провинции Кии.

В главе XI «Девять местностей» Сунь‑цзы высказывает мысль, что обстановка – лучшее условие для создания необходимого настроя в армии, однако нужное для боя настроение может быть подорвано в одночасье неблагоприятными предзнаменованиями. Что же делать, чтобы уберечь своих воинов от пагубного психологического воздействия?

Возможно, японцы не смогли бы оценить всей глубины и значимости «Сунь‑цзы» и других трактатов китайских стратегов, если бы у них не было «учителей», на практике демонстрировавших превосходство выверенной теории перед спонтанными акциями малообразованных варваров.

Кто же привез знаменитый трактат в страну Восходящего солнца? С какого времени началось его изучение в Японии?

Глава «Использование шпионов» занимает в «Сунь‑цзы» одно из главнейших мест. Объясняется это исходными посылками автора, который утверждает необходимость знания себя и противника и использования обмана.

Значение трактата «Сунь‑цзы», с точки зрения исследователя истории нин‑дзюцу, заключается не только в том, что в нем впервые в мировой практике было дано систематическое описание конкретных методов использования шпионов.

С точки зрения Сунь‑цзы, война есть борьба. В ближайшем смысле война – это единоборство двух армий. Однако, борьба на войне, как считает Сунь‑цзы, не является чем‑то резко отличным по своей природе от борьбы вообще: это такая же борьба, как и всякая другая.

Уже говорилось, что все военное искусство Японии на начальном этапе испытало сильное влияние со стороны китайской традиции. Что же касается искусства шпионажа, то к этому времени китайцы уже накопили огромный опыт в этой области.

Судя по всему, «ниндзевские» акции были в большом почете у жителей островов. Даже члены императорской фамилии не гнушались прибегать к ним в случае необходимости. Самым ярким примером этого являются подвиги принца Ямато Такэру.

В описании Восточного похода Дзимму в «Нихон‑ги» содержится и еще один весьма любопытный эпизод, который часто вспоминают исследователи истории нин‑дзюцу. Во время боев за местность Исо в области Ямато будущему императору никак не удавалось одолеть врага, но однажды во сне его посетило видение, из которого он узнал, что для победы нужно добыть глины со священной горы Ама‑но Кагу‑яма и вылепить из нее священные кувшины.

С переходом от эры богов к эре героев в японской мифологии встречается еще больше претендентов на звание создателя нин‑дзюцу.

Во введении уже говорилось о подсознательном стремлении японцев выводить истоки всякого явления от времен незапамятных. Поэтому нет ничего странного, что уже в древности предпринимались попытки отыскать корни нин‑дзюцу в мифологии.

К началу периода Нара (710‑784) японский народ уже успел накопить солидный опыт в области военного шпионажа. Этот опыт был зафиксирован в древнейших письменных источниках страны Восходящего солнца: «Кодзики» (712 г.) и «Нихонги» («Нихон сёки»; 720 г.).