-Жара и духота, царящие в Токио
в июне, обрушились на нас, как только мы вышли из Токио-экспресса. Мы находились в Монцэн Махи,
в храмовом городке Нагано. Трехчасовая поездка перенесла нас на север, в горную
область вдали от Токио. Хотя влажность в этом горном регионе была низкой,
сверкающий зной царил над крышами огромного храма, стоящего в центре старого
города.
Одетые в мантии по эзотерической традиции монахи
стояли под слепящим полуденным солнцем, бормотали про себя едва понятные мантры
на диалекте Гималайского царства, — широкие шляпы закрывали их от обжигающих
солнечных лучей, пока они ритмично встряхивали своими посохами с шестью
кольцами, чтобы получить подаяние у снующих повсюду японских туристов. Мы с
женой прошли мимо храма. Мы в нашем поиске духовного пути шли в другое место.
Автобус с открытыми окнами подобрал нас в горах выше
города Нагано. Слева мы видели мерцающий город, лежащий в долине под нами, а
справа — сине-зеленый лес на горных склонах. Мы с Румико были на пути к деревне
Тогакурэ, которая находится на плато Дзесинетсу.
Более 800 лет назад в
Тогакурэ родился Дайсукэ Ниси-на Он вырос в прозрачном воздухе этих вершин и
тренировался вместе с воинственными аскетами Сюгэндзя-додзе в горах Тогакурэ.
Позже он был вынужден оставить свою родную деревню. И никогда больше он ее не
увидел. Так началось путешествие, приведшее к возникновению
Тога-курэ-рю-Нин-дэютсу, к основанию стиля мистического искусства легендарных
японских воинов.
«Тох Гах Ку Рэй» — это название деревни, и так
произносилась в древние времена традиция Нин-дзютсу. До сегодняшнего дня Рю содержит старое произношение
японской Кандзи. Жители сейчас произносят название деревни как «Тогакуси» (Тох
Гах Ку Си). Кроме этого отличия в произношении, написание и вид иероглифов
остались прежними. Чтобы поддержать чувство непрерывности, в этой книге
употребляется название Тогакурэ вместо современного «Тогакуси».
Через годы я также совершил
паломничество, отчасти из внутренней потребности, а может быть, по высшему
призванию, которое с самой юности отправило меня искать просвещения на пути
воина. Я был личным учеником тридцать четвертого Великого мастера того Рю, которое основал почти тысячу
лет назад Дайсукэ и которое родилось здесь, на японском острове Хонсю.
Наш автобус медленно продвигался по извилистой дороге
горной страны. Пара ветхих домиков для гостей и сарайчиков для припасов
стоически ожидали нас. Их массивные, крытые соломой крыши были раз в пять выше
их серых деревянных стен. Мы с Румико были поражены, так как мы слышали, что
эти постройки представляют собой ядро деревни: как малы были эти селения!
Группа японских туристов подошла к автобусу. Несмотря
на палящий зной, все они были в тяжелых черных брюках и белых py6axax, типичной униформе японской высшей школы. Я тоже присоединился к ним, и
восторг школьников, увидевших иностранца в этой горной деревне, быстро возрос.
Моей жене, Румико, которая родилась и выросла в Японии, не уделили ни малейшего
внимания, тогда как меня окружили с улыбками, поклонами, хихиканьем и
всевозможными англоязычными приветствиями. Мне показалось забавным, что они удивлены иностранцу в
Тогакурэ. Я засмеялся, когда спросил себя, какова была бы их реакция, если бы
они узнали, для чего мы с женой прибыли сюда.
Румико и я должны были
отправиться в Западный Мир, чтобы распространить там знания и умения Тогакурэ-рю-Нин-дзютсу. Патриарх возложил на нас эту
честь и ответственность. И наше путешествие в деревню, где родился основатель Рю, было паломничеством. Это было
не просто развлечение; это был во многом путь домой. На следующее утро мы стояли перед массивным обелиском
из белого камня. На нем была японская идеограмма То Гакурэ. Этот не имеющий возраста
гранитный столб и гранитные поперечные балки стоят в начале тропы, которая
ведет к Дзиндзи Окуса, то есть к внутреннему святилищу, которое возвышается над
горами Тогакурэ. Воздух в этот день был ясен и прохладен, и глубокая зелень
деревьев и папоротников сливалась на всем пути воедино. Румико, наша еще не
рожденная дочка в ней и я начали восхождение.
Птицы порхали и пели в кронах деревьев и не обращали никакого внимания
на двух чужаков, пробирающихся по дорожке через их владения. Солнце сияло в
чистом голубом небе, легкие порывы ветра шумели в кронах деревьев, и небольшой
ручеек журчал на северной стороне от нашей тропы.
Через двадцать минут мощеная дорожка к Окуса закончилась. Могучие кедры
покрывали своей тенью каждого, кто пробирался по тихой тропке через выступающие
корни и торчащие пни. Только иногда проглядывал кусочек неба, когда ветер
раздвигал застилающие все кроны деревьев. Вороны летали между ветвей. Их
пронзительные крики призывали сородичей, а может быть, относились к нам;
мрачное карканье разносилось по всей долине.
Из трех различных святилищ труднее всего достигнуть
внутреннего. Хокондзи,
Сокровище
Света, было первым, которое мы увидели, въезжая в Тогакурэ. Это богато
украшенное здание лежит на возвышенности возле трассы, которая ведет от долины
к старой горной деревне. Чуса, среднее святилище, является центром деревни. Эта
группа священных зданий привлекает наибольшее внимание туристов.
Мы с Румико посетили Чуса накануне. Мы подошли к ветхим
высоким стенам храма в тот момент, когда длинные послеобеденные тени начинают
еще более удлиняться, что означает наступление вечера. Золотой блеск заходящего
солнца создал вокруг храма особенную, почти сказочную атмосферу. Она повлияла
на нас, и мы двигались в глубокой задумчивости.
Мы остановились и увидели монахов, которые выполняли
священный ритуал церемонии Окагура — с флейтами, барабанами и колокольчиками. Святые люди
представляли, как Амэ Но Ягокоро Омой Кане Но Микото Аматэра-су Омиками вышла
из своей пещеры и вернула человечест-во к Свету Мудрости. Легендарная японская
богиня Солнца была предательски захвачена из-за коварного поведения
своего брата, Суса Но Онхо Микото, и от стыда укрылась в подземной пещере и
закрыла ее каменной дверью. Полные страха и незнания метались люди в это время,
не зная, как вернуть ее на свое место.
В центральном зале святилища Чуса находились священники в
масках. Их белые, зеленые, пурпурные и оранжевые шелковые костюмы и блестящие
мечи составляли красочную картину, когда они изображали, как вызволяют
Мудрость и вызывают Солнечную богиню, чтобы она оставила темноту и раздала миру
свои дары. Я был увлечен зрелищем, разворачивающимся перед лежащим в глубине
алтарем. Там находилась большая, нарисованная тушью легендарная каменная дверь.
В высшей точке представления эта символическая дверь
рассыпается, и человек может бросить взгляд на Мудрость Всех Времен. Там я
увидел носителя Космического Света и Мудрость Вселенной! Я громко рассмеялся,
когда узнал эту фигуру. Ирония учения была комична в своей повседневности и
вместе с тем полна мудрости, если как следует разобраться.
На подставке стояло круглое зеркало, которое
показывало мне мое собственное изображение. В этом и состояла безвременная
«небесная мудрость», стоящая в желтых брюках и вязаной кофте с капюшоном, с
ухмылкой на бородатом лице. Возле этой мерцающей фигуры стояла еще одна,
маленькая, в розовом спортивном костюме, и два смеющихся лица смотрели на нас в
сумерках деревни Тогакурэ.
Мы с Румико пошли по маленькой тропке, которая вела к Окуса, внутреннему святилищу. Мы
разговаривали обо всем, что видели: о значении местности, в которой мы
находились, и о сложном стечении обстоятельств, и случайности, которая свела
нас вместе и заставила наши пути слиться в одном направлении, чтобы найти
исторические истоки ниндзя. Мы смеялись и разговаривали, в глубине души помня о
том, что наше — на этот момент неопределенное — задание жизни, возможно, как
сказал нам Великий Мастер, будет иметь историческое значение.
Ступени, вырубленные из камня, привели нас на поросшую папоротником
площадку, которая когда-то служила местом занятий аскетичных воинов Сюгэндзя горы Тогакурэ. Мы прошли по
тропинке дальше, между могучих стволов высоких кедров, и я подумал о бурных
столетиях, прошедших с тех пор, как начали расти эти деревья. Я представил
себе, что юный Дайсукэ, основатель традиции Нин-дзютсу, мог чувствовать, когда в
последний раз проходил между этими деревьями — перед тем, как отправиться в
путь в провинцию Ига.
И вдруг я словно прозрел: Дайсукэ Нисина никогда не
проходил под этими деревьями, он никогда даже не видел их. Эти мощные,
массивные деревья, почти достигшие своего предельного возраста, должны быть намного
моложе, чем дата путешествия Дайсукэ. Эта тропинка также свидетель древности,
но она была во времена Дайсукэ лишь отдаленным будущим. Она была протоптана
много позже ухода Дайсукэ — вот насколько стара традиция Тогакурэ-рю!
Мы добрались до внутреннего святилища Тогакурэ после
обеда. Высоко над равниной, вблизи вершины, в зелени деревьев и папоротников
находилась группа священных зданий, к которым и лежал наш долгий путь.
Привратник в белом рабочем кимоно и хакама приветствовал нас коротким
поклоном и продолжил свою работу. Мы с Румико прошли через небольшую полянку —
мы слышали лишь шум ветра в кронах деревьев да звук далекого колокола. Небо
слегка затянуло тучами, и оно все больше приобретало серый цвет взамен светлой
голубизны. Под нами на расстоянии километра раскинулась долина, указывая, какой
путь мы прошли. На этой священной вершине казалось, что само время
остановилось.
Маленькие, похожие на часовни здания были разрисованы
легендарными фигурами духовной культуры Японии. Подобно иудейским пророкам или
христианским святым Западного
мира, здесь угадывались синтоистские Ками и буддийские Баратсу, наполненые
благоговением от значения этих людей в космическом течении событий, несущих
человечеству мир и просвещение.
Когда я в молчаливом созерцании
оглядел эту священную вершину над деревней Тогакурэ, в моем медитирующем
сознании проснулось и стало укрепляться новое представление. Многие отрывочные
знания, которые я получил за годы моих тренировок в Нин-дзютсу и считал незначительными или
случайными, опять проснулись во мне и соединились в одно огромное понимание.
То Гакурэ, «Спрятанная Дверь». Название деревни и горы
в стиле боевого искусства, к которому я себя причисляю, происходит из легенды о
космическом свете и мудрости, которые тысячи лет скрываются каменной дверью.
Как каменная дверь скрывала Аматэрасу Омиками, она служила Тогакурэ-рю сотни лет щитом, который
скрывал мудрость жизненного стиля японских горных мистиков, ожидая момента в
истории человечества, когда понадобится эта мудрость и когда человечество
сможет понять и принять ее.
Не может ли быть так, как считает сам Великий Мастер,
что первые восемьсот лет Тогакурэ-рю служили лишь для того, чтобы заложить основы и
подготовить следующие поколения к правильному восприятию истинного значения и
знания, чтобы вывести учение ниндзя из тени, приобщив к нему всех? Не может ли
быть, что «Золотой век Нин-дзют-су» приходится не на средневековье, а на сегодняшний день?
В первый раз в своей жизни я ощутил на своих плечах
всю тяжесть и ответственность 800-летней традиции Тогакурэ-рю. Как преподаватель боевого
спорта я, конечно, чувствовал себя частью старинного, глубокого и
исторического стиля, но мне никогда не приходило в голову, что наше Рю является большим чем просто
«стиль». Я вдруг понял, что должен покинуть область боевого искусства в том
смысле, в каком понимают его в своей массе люди, «состоящие из ударов и стоек».
Я ступил на тропу своей жизни, в которой боевая физическая подготовка является
лишь первой ступенью. Этот новый взгляд, подсказанный мне сердцем, целиком
захватил мое сознание.
Данная мне Сидоси грамота, в которой я назывался
учителем, приобрела на этом уровне совершенно новое значение. Это был не просто
титул или справка на листе бумаги; это был символ наполненности моей жизни на
пути к традиции Тогакурэ-рю. Этот документ — с подписями и печатным текстом — был
осязаемым свидетельством того, что дала мне судьба и что я от нее принял.
Когда я оглядел горы,
окружающие деревню Тогакурэ, услышал пронзительные крики соколов и воронов и
вдохнул чистый, свежий воздух, я почувствовал себя заново родившимся. Как
хорошо чувствовать себя частью наследия ниндзя. Поиск духовного пути воина дал мне много больше, чем я
мог себе когда-либо представить, когда начинал свои тренировки. Я могу сказать,
что уверен, и в глубине сердца чувствую истинность этого, что я избрал
единственно свой путь. Я оказался именно там, где должен был оказаться; я был
на пуги домой. Стивен К Хайес, май 1983 г.
| 
